НАТАЛЬЯ ВЛАСОВА

 

"из сочащихся в стены извечных знамений"

империя

он

"разбитой об голос осеннее небо больной головой"

статуя

"усеянный дохлыми крысами"

*** 

Из сочащихся в стены извечных знамений

выбрано знамя застойного сна,

солнца в подушке, света в бокале - пустом и без дна

радость стиральной машины, многих и многих рождений;

руки, когда-то распятые, сложены за головой,

вместо толпы с камнями - камни холодных стен,

исповедь перед дулом,

стук оловянной ногой,

гора неопознанных трупов,

сеть безупречных систем.

 

 

ИМПЕРИЯ

В побеге от снов вознесённые к небу

истерикой мрамора руки убийц

как песня о днях бесконечного бега

в крестовом походе отряда без лиц;

стекая по бёдрам безрукой богини

потом и кровью снесённых голов

на плаху взойдя абсолютно нагими

в полете без крыльев и в ночи без снов

свободной от похоти тёплого мира

от влаги влагалищ и сухости губ

носками сапог зарывая в могилу

шипами цветов искалеченный труп;

буквы закона и смерть многоточий

иглы приказов под ногтями намерений

в брачной постели святой первой ночи

страны, обручённой с последней Империей.

 

 

ОН

Мы стояли

вдоль стен лабиринта

перекрёстками

скрещенных взглядов

выставляя себя на витрину -

сотней серых застывших отрядов -

провожая его конвоем

наших скрещенных мыслей вслух

отпуская его без боя

перекрёстками скрещенных рук;

мы стояли

мы стали глазами

стали рядом провожающих глаз

стали плёнкой

одинаковых кадров

в каждом кадре -

один его шаг;

мы стояли,

всё больше влюбляясь

в этот быстрый уверенный темп,

и он шёл, не меняя шага

оставляя за метром метр;

мы старались увидеть дважды

чтоб запомнить, пока не ушёл,

затаив дыхание, каждый,

мы стояли пока он шёл

чередой бессмысленных статуй,

сотней влившихся в стены тел

затаив дыхание, каждый,

мы стояли,

а он летел.

 

 

СТАТУЯ

Белая птица мира

била

крылом о холодный мрамор

звуки ударов

сквозь шелест

конвульсий белой одежды

в обнажении

клюва надежда

насытиться розовой

плотью

сквозь холод

и мрамор добраться

до голода

ждущего тела

до разинутых клювов

пальцев

до стона

красные в кадыке

в истоме

холодного мрамора

белая птица мира

била

крылом одежды

в обнажении

клюва надежда

в холоде разрушается

мрамор в белых

шёлковых латах

истерика голода

отражается

в белых глазницах

статуй.

 

 

* * *

Усеянный дохлыми крысами

белый счастливый город

от холода длинный и с тонкими

венами; мы — песчаные красные

души, льемся из снов в квадраты

площадей квартир и кроватей

пропитанных спермой и пустой болтовней

голубиным урчаньем балкона,

загаженным чердаком завещаний

вместо спинки у кресла — памятник

тянет руку из сотен томов, что

в квадратах полок, шкафов и

квартир и кроватей, пропитанных

семенем снов и мечтаний

пустая поллюция утра вольется

из снов в квадраты

раковин, буфетов и квартир

с кроватями, усеянными

дохлыми крысами —

белый счастливый город.

07.08.00

 

 

***

разбитой об голос осеннее небо больной головой

кинуться и кануть в собственном взгляде

расклеить его по стенам квартиры

и вылиться кровью на читаной утром

и вечером и каждый день

новостей никогда не бывает

зато меняются номера

в безупречности

календаря

остаётся право

повеситься

Я

оживу

буду жить

буду жить снова

вознесусь к небу с дымом

сожжённых мною газет с номерами

сожжённых событий сожгу календарь

небо примет мой новый крик мне не жаль

расклеенных в комнате взглядов они мне больше

никогда я не буду смотреть или литься кровью

я выльюсь как песня из петли вокруг шеи мне

больше не нужно ждать.

 

 

  nihil #3  nihil #2  nihil #1   

   



nihil