Изморозь весь застилает свет,
Размытый дождями тракт...
С разбитою лютней идет поэт
Сирано де Бержерак.
Жизнь незаметно, как призрак прошла,
Покинута где-то труна,
Нет своего родного угла,
Никто не подаст вина.
И лет кавалькальды никто назад
Не может отринуть бег...
Лишь месяц смеется, как толстый аббат,
Над торбой поэтовых бед.
Изморозь весь застилает свет,
Как смерть прокаженных барак.
С разбитою лютней идет скелет
Сирано де Бержерак.
Он старые песни заводит свои,
На мой заступив порог,
И вот чем душу опять бередит
У самых моих ворот:
«...Я много увидел и много узнал,
Я жил, как живет менестрель,
Пока не порвалась - увы! - струна,
В гроб не загнала дуэль.
За мной из дворца спешили гонцы,
Их шпагой колол, как шутов.
Я женщин любил, как любят юнцы,
А больше - слова про любовь.
Я спал в гробу столько сотен лет,
И мне надоел покой...
Я встал и стучу, презрев этикет,
Израненною рукой.
...Впусти, впусти меня, брат-поэт,
Устал, занемог я, зачах,
Слишком вокруг изменился свет,
И все утонуло в веках.
Увидел я - ныне поэты уже
Не слышат гармонии слов...
Они попрятались от дождей
За писчей бумагой столов...
Много свет видел позорных драм,
Но были поэтами мы,
А тут поэт составляет план
Своих прозаичных былин.
...Впусти, впусти меня, брат-поэт,
Я скоро навеки засну...
Оставлю печальный, как оспа, свет
И лягу в свою труну...
Вот утро сгоняет далекий туман...
Пусти, дорогой, меня, - так
Еще не просил поэт-дуэлянт
Сирано де Бержерак...»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Туман расплывается над землей,
Солнце ткет огненный шнур,
С укором на мир засмотрелись мой
Очи старых гравюр...