Метался взгляд тревожно-сиротливый,
В глаза въедался папиросный дым,
А город, как и прежде суетливый,
Вдруг стал неузнаваемо чужим.
Везде был запах гари и металла,
Но все не то, и голоса не те.
И взгляд поник уныло и устало
В гудящей тротуарной тесноте.
Возможно, от отчаянья, не знаю,
На всем своем запутанном пути
Она вбегала в шумные трамваи
В надежде там хозяина найти.
И, наконец, не в силах с горем сладить,
Тихонько заскулила в мир пустой.
И каждый норовил ее погладить,
Хотел согреть людскою добротой.
И вдруг от мамы отошла девчонка,
К ногам собаки бросила калач,
По мокрой шерсти провела ручонкой,
Прижалась и сказала ей: «Не плачь!
Ты будешь жить со мною, правда, мама?
Не бойся, ты у нас не встретишь зла».
Собака поняла — средь шума, гама,
Она хозяйку новую нашла.
И шли они не улицей пустою,
А им вослед глядели сотни глаз...
Да, город был наполнен добротою,
Но девочка была добрее нас.
1968 г.