Задумчивость леса привычна, знакома...
Костер загрустил, догорел и потух.
Сквозь чуткую темень я слышал, как дома
Усердно горланил, проснувшись, петух.
А здесь никого среди сосен и елей,
На краешке неба повисла заря.
Таинственно. Тихо. И вдруг еле-еле
Послышалась песня его, глухаря.
И снова знакомое сердцу волненье,
Кипение страсти, азарта и сил,
Как будто не скрип глухариного пенья,
А музыку Моцарта сердцем ловил.
И вот осторожно, чуть слышно ступая,
Сжимая в руках вороненую сталь,
От дерева к дереву перебегаю
К загадочной птице в зовущую даль.
А песня все ближе, а песня все манит,
Как путника манит очаг отдохнуть,
Когда он голодный, замерзший устанет,
Пройдя непосильный, заснеженный путь.
И вдруг песня смолкла. Я замер в волненье.
Неужто вспугнул? Неужели все зря?
Но нет! Я услышал заветное пенье,
Увидел на фоне зари глухаря.
Быть может, он звал своей песней глухарку?
А может, быть, славил он солнца восход?..
И вспоминалось мне, как мы, молча по парку
Гуляли с любимой всю ночь напролет.
И я на мгновенье представил, как птица
Бесформенно падает, бьется о мох,
Как эхо оборванной песни стремится
Навстречу заре... Нет, убить я не мог...
Проснувшимся лесом я шел без привала,
Дарила весна вдохновенье свое.
Я видел и слышал, как жизнь ликовала...
Тяжелым и лишним казалось ружье.
1968 г.