Пусть остается
навсегда на совести
Того, кто написал
две строчки эти
О том, что не сыскать
печальней повести,
Чем повесть о Ромэо и Джульетте.
И я — то ль моде дань,
то ль по неведенью,
Ту повесть защищал
пред целым миром.
Всю жизнь свою
носил в душе трагедию,
Вселённую в меня
самим Шекспиром.
Здесь и не может быть
иного мнения
В стремительной
столетий круговерти.
Всё больше
вызывает уважение
Трагедия любви,
любви бессмертье.
Тем паче
вызывает уважение,
Что реквием любви —
любви начало.
И не одно
влюбленных поколение
Свою любовь
с шекспировской сличало.
И даже те,
кто не читал трагедии,
Растят любви
всевластвующей древо,
Хранят святые чувства,
как наследие
Бессмертных —
и Джульетты, и Ромэо.
*
Внезапная всегда,
как вспышка молнии,
Как среди дней унылых
смысла новь,
Как утро,
как величие симфонии,
Приходит к нам
и властвует любовь.
Пришла — и бесполезно
ей противиться,
Ее характер
нежен и могуч.
И каждое столетье
бурно дивится,
Что есть любовь
светлей, чем солнца луч.
Знать мало жить
пропетыми куплетами,
Листая новью
старый календарь.
А жизнь полна
Ромэо и Джульеттами —
Сегодня,
Каждодневно,
Как и встарь.
*
Ах, юности весна
неповторимая!
В большую жизнь
неистовый разгон.
Как жизнь,
амбициозная, ранимая,
Тревожная,
как на рассвете сон.
Звенящая на частоте
немыслимой,
Вперед, чем осмысление —
слова,
Стремящаяся
к жизни независимой,
Как луч, всегда пряма,
всегда права.
Когда любовь приходит?
В ранней юности?
Да, первая —
в наивные лета.
Таинственная,
как сиянье лунности,
Манящая,
как робкая мечта.
О, как они хрупки,
побеги ранние,
Впитав так мало
мудрости земли.
И очень важно,
чтобы понимание
И чтобы
терпеливое внимание
От нас «побеги»
получить могли.
*
Виталий ощутил
внезапно разницу
Между собой —
вчерашним и сейчас.
Он замечать стал
Дашу, одноклассницу,
Ее одну,
не замечая класс.
Над книжкою склонившись,
над тетрадкою,
На шумной перемене,
между дел.
Следил за нею,
ото всех украдкою,
Глазами сердца
на нее глядел.
И даже днем,
в сумбуре отвлекающем,
Он тайно только ею
жил одной.
Но мрак ночной
воздействовал пугающе,
Терзал его
звенящей тишиной.
Дарила ночь
глаза ее бездонные
Ее устами
говорила с ним.
О эти ночи
долгие, бессонные,
Где каждый миг
томим, неповторим.
Не мог он жить
ни днем, ни ночью темною
Не думая о Даше,
не любя.
Впервые он
почувствовал подобное,
Впервые он
не узнавал себя.
А что же Даша?
От ее внимания
Ничто не ускользало
в эти дни.
И в ней в ответ
проснулись чувства ранние
К Виталику —
взаимные они.
Застенчивость сердец —
любви наследница,
Способная сердца
безмолвьем жечь,
Даже глазам
не позволяя встретиться,
Хотя глаза и жаждут
этих встреч.
Вот так в себе несли
Виталик с Дашею
Застенчивости,
робости печать.
Мечты о встречах
пили полной чашею,
Но жажду встреч
мечтами не унять.
*
И вот оно свершилось!
Неизбежное!
Остались позади
сомнений дни —
Восторженно-встревоженные,
Нежные,
Два сердца, как одно —
они одни.
Они одни
Во всей земной бескрайности,
Во всей вселенной —
лишь она и он.
А впереди —
таинственные радости
И жизнь, как сказка,
как волшебный сон.
Остались позади
смешные горести,
Когда, порой,
казался клином свет...
Виталий осторожно,
с дрожью в голосе,
Сказал: — Я так
боюсь услышать «нет».
Он взял за руку
Дашу нерешительно
И продолжал,
идя в руке рука:
— О как я этой
встречи ждал мучительно,
Ты — рядом здесь,
а в классе — далека.
Ты там, манящей зорькой
в небе кажешься,
Недостижимою
И неземной.
Там столько глаз чужих,
от них не спрячешься —
Словно стена
между тобой и мной.
Ты в жизнь мою
внесла тепло весеннее,
Ты в жизнь мою вошла,
как дивный свет.
Я выстрадал
такое откровение,
Ты знать должна
моей души секрет.
Как мне назвать их,
чувства, сердце жгущие,
Во мне они отныне —
Навсегда!..
Я так боюсь услышать
«нет» гнетущее...
Сказала Даша,
еле слышно: «Да...»
*
Становится когда-то
явным тайное,
Тем паче —
одноклассников любовь,
Впервые в жизни —
чистая, бескрайняя,
Ей не препятствуй,
ей не прекословь.
Уже и в классе
их любовь заметили,
Но эко диво
в школьные года!
Всегда ведь в старших классах —
те ли, эти ли,
Дружили
И влюблялись иногда.
Обменивались
Тайными записками,
Порой, ходили
парами в кино.
Но редко становились
очень близкими,
Сердца ввергая
в целое одно.
И все-таки любовь —
не аномалия
На взлете юности —
в пятнадцать лет,
Такая,
Как у Даши и Виталия —
Откликнувшийся солнцу
Первоцвет.
Судьбе за эти чувства —
Благодарствие,
За эти
Непорочные сердца.
И вдруг любовь
наткнулась на препятствие
В лице его,
Виталика отца.
Сегодня нет секрета
в том великого,
Что Бог не всем
благоволит подчас,
Что по достатку
слишком «разноликая»
И разносправедлива
жизнь у нас.
А в школьном классе —
это на поверхности:
Кто в чём одет,
кто скромен, а кто крут.
Здесь сытость
отличается от бедности,
Как годы-глыбы
от стрекоз-минут.
Как лайнер
от бумажного кораблика —
И без больших проблем,
и потому,
«Поверхность» эту
знал отец Виталика,
Знал Дашу,
ведь жила в одному дому.
В одном подъезде —
знал ее родителей —
«Стрекоз-минут» —
обычная семья.
И он оберегал
свой статус бдительно,
Своим гордился,
необычным «я».
А необычность вся —
в предпринимательстве,
Да в «мерседесе»,
да в бреду утех.
И в этом, как считал он,
высшем качестве,
Не мог себя не ставить
выше всех.
Жена его в «брилах»,
хоть и искусственных,
Гордилась и достатком,
и собой.
Виталик слышал
их наказ напутственный:
— Ты с кем связался?
С этой голытьбой?
Она идет по жизни,
в бедность вросшая,
Семье их, вместе с нею —
грош цена.
Виталик возразил:
— Она хорошая!
Я нужен ей
и мне она нужна.
Отец вскричал:
— Мы все другого качества!
Мы выше по достатку,
по всему.
Ну что ж, сынок,
поскольку ты артачишься,
Я круче меры
завтра же приму,
*
Слова учителя —
для Даши боль её,
Слова, как реквием,
как поминальный звон:
— Виталика не будет
в классе более,
В другую школу
он переведён.
Невольно взгляды всех
её вопросили,
Внезапно и она,
лицо закрыв,
Рыдая на ходу,
из класса бросилась,
Из окруженья боли —
на прорыв.
Дни канули
мгновениями быстрыми,
Дни сотканные
счастьем двух сердец,
Наполненные
Чаяньями чистыми —
Неужто крах любви?
Ее конец?
И всё ж она
надеждою счастливилась
И верою —
им не нужны слова.
И сердце в унисон
судьбе противилось —
Раз живы я и он —
любовь жива.
Вдруг телефон мобильный
растревоженный
Вернул ее
в реальность бытия.
Звонил Виталик:
— Даша, если можешь ты,
Я в парке жду,
на нашем месте я.
И Даша
Неизвестностью гонимая,
Рванулась в парк,
волненью волю дав,
Увидела Виталия любимого,
В глаза его
взглянула, подбежав.
— Ну что, Виталик?
Что за непонятности?
Ты от меня сбежал?
А от судьбы?
Он с болью ей ответил:
— Мало радости...
Родители поднялись
на дыбы.
Затем воскликнул
горячо, уверенно:
— Я им сказал,
что только лишь одна,
Ты в мыслях у меня,
что не намерен я
Тебя терять
и что ты мне нужна.
— А дальше что? —
Спросила Даша с горечью,—
Не люба я
родителям твоим?
Ну, отвечай,
наполни душу полночью...
И чем же так
я не по нраву им?
Бедна для них?
Для них я только Золушка,
И между нами
жгут они мосты...
— Ну что ты! Что ты, Дашенька!
Ты — солнышко,
Ты — лучшая,
единственная ты!
Ведь мы весну встречаем
Соловьиную,
Ведь мы одними
чувствами горим.
Вот мы придем
к родителям «с повинною»,
Всё им расскажем,
всё обговорим.
Поймут!
Они родные мне, не отчимы,
Не могут не понять,
отбросим грусть.
— О пусть бы
все слова твои пророчили! —
Вздохнула Даша.
— Пусть бы! Пусть бы! Пусть!
Он пошутил:
— Идем к своей обители,
Но у подъезда
им не повезло:
Их встретили
Виталика родители,
Недружелюбно,
Агрессивно,
Зло.
Отец схватил
Виталика за шиворот:
— Ты что?
Решил показывать финты!
Я что тебе сказал,
паршивый выродок?
Подальше быть от этой вот.
А ты?
А ты позоришь
нас перед соседями,
Забыл, что кроме нас
здесь люди есть?
Как мог же ты попасть
под чары ведьмины?
Ты потерял достоинство
и честь.
Стояла Даша,
грубостью распятая,
И вдруг его отец
крутнулся к ней.
— А ты ступай
отсюда, голопятая!
Ищи себе
кого-нибудь бедней.
Тут бросила в лицо ей
мать Виталика,
Язвительно,
Ругательно почти:
— Ты — дочка
над метелками начальника,
Не ровня ты Виталику —
Учти!
Виталик не сробел
пред отчей строгостью,
Он Дашу заслонил,
стал, как стена.
— Меня ругайте,
а её не трогайте!
В чём я виновен?
В чём ее вина?
Вознóсите вы
суету и мы́тарность,
Не видя жизни
в профиль и анфас.
Мне горько слышать
вашу невоспитанность
И оскорбленья,
брошенные в нас.
Да, я люблю ее
светло и искренно,
Взаимная любовь
у нас в крови.
Вам нас не разлучить —
и в этом истина
Влюбленных всех на свете —
И любви!
Да, я люблю её
всем сердцем, искренно,
И верю, что любовь
всегда права.
Я даже Даше,
сердцем моим избранной,
Ни разу эти
не сказал слова.
Закончил я!
Теперь судите, милуйте,
Хоть дома тайно
или здесь, в упор —
Отец схватил его,
чуть кисть не вывернув:
— Домой!
Мы тáм продолжим разговор.
*
Не стоит нам
томить себя загадкою —
А что же дальше?
Слезы или смех?
Они теперь встречались,
но украдкою
От всех запретов,
от упреков всех.
Встречалась Даша
со своим Виталькою,
И он стремился
к Дашеньке своей.
Любовь вольна
перед любой удавкою,
Ничто —
Все испытанья перед ней.
Любовь —
Самой любовью узаконена,
Бессмертие —
Её и гимн, и стяг.
Когда ж
терпенья чаша переполнена,
Тогда любовь идет
на крайний шаг.
Но бдительность
родителей Виталиных
Всплывала каждый день —
то здесь, то там.
Они влюбленных,
словно птиц подраненных,
Преследовали,
Гнались по пятам.
Родители, безжалостно, неистово,
Весну любви
ввергали в злобный хлад.
И в чашу светлых чувств
влюбленных, чистую,
Вливался горьких
оскорблений яд.
*
Весна сдавала
все свои позиции,
Весны конец —
каникулов начало.
Учеников сердца
мечтами-птицами
Из школ рвались
и лето их встречало.
Виталику и Даше
утро раннее
Дарило небо,
прелести земли.
Они пришли
на тайное свидание,
На тайное
последний раз пришли.
Отныне, как Виталик
и загадывал,
Никто не сможет
между ними встать.
И поворот судьбы
пугал и радовал,
Казался он
событиям подстать.
Сказала Даша:
— Жаль, с весной прощаемся,
Уйдет она,
исчезнет без следа...
— Нет, Дашенька,
весна ведь не кончается,—
Сказал Виталий,—
наша — никогда.
— Смотри, вон чайка
в небе острокрылая,—
Она кивнула,—
вон, чуть-чуть видна.
Виталий согласился:
— Вижу, милая,
А рядом с нею —
вон, еще одна.
— Им хорошо,
летать им не препятствуют,—
Мечтала Даша,
глядя им вослед,—
Любовь, наверно,
в небе тоже властвует,
Как и в сердцах влюбленных
тыщи лет...
Хотелось им сказать
друг другу важное,
Но разговор
не получался здесь,
На крыше дома
Девятиэтажного,
Вокруг которого
весь мир, казалось, весь.
Они спокойно
и без колебания,
На край площадки стали,
Не виня
Ни равнодушия чужого,
ни попрания.
Она ему чуть слышно
на прощание
Сказала:
— Милый, обними меня.
И их объединил
порыв сердечности,
Порыв любви,
негаснущей весны.
И бросились они
навстречу вечности,
Не сломлены
и не разлучены.
И эти их,
последние мгновения,
В объятиях,
которых не разнять,
Были сладки,
как в детстве сновидения,
В которых
Доводилось им летать.
И эти их,
последние мгновения,
Двух юных душ —
ее и паренька,
Трагическим явились подтверждением
Бессмертия любви
во все века.
*
Все ощущают
жизнями своими
Проблему всех проблем —
отцы и дети.
Когда зияет пропасть
между ними —
Нет повести
печальнее на свете.