ЗИГА ЗЮЗИНСКИ

 

аллергия

машенька

царь эдип

я

ЦАРЬ ЭДИП

трагедия

 

Действующие лица:

Эдип — фиванский царь

Иокаста — его жена

Креонт — брат его жены

Тиресий — прорицатель

Этиокл, Полиник, Исмена, Антигона — дети Эдипа и Иокасты

Хор телевизионных работников

Павлик Морозов

Первый крестьянин

Второй крестьянин

Третий крестьянин

Хор египетских жрецов

 

Пролог

(Эдип сидит, развалясь, на царском диване перед телевизором с огромным плоским экраном. На экране реклама без звука. В углу хор. Эдип пьёт пиво и ест чипсы, спиной к зрителям. Оборачивается.)

Эдип. Должен с прискорбием признать, что у меня конфликт долга и чувства. Я совсем не хочу то, что я должен. О! Я хочу лежать на диване, смотреть телевизор, лопать чипсы и пить пиво, а должен править страной! Но я не хочу ею править! А все никак не хотят понять, что я этого не хочу.

 

Парод

(С экрана сходит корифей и хлопает Эдипа по плечу. Эдип спохватывается, щёлкает пультом и включает звук. Играет мрачно-советская музыка, на экране большие красные буквы "Павлик Морозов". Буквы исчезают. Появляется Павлик.)

Хор.

О Павлик, Павлик, неужели впрямь

Ты на отца свою поднимешь руку,

Топор в ней занеся над головой,

Чтобы отцу на голову обрушить?

Павлик. Вы дурные. Батя кулак. Он в лесу пшеницу прячет. Продаст её империалистам, и мы не сможем построить коммунизм.

Хор.

О Павлик, ты сошёл с ума, наверно.

Убить отца за три мешка пшеницы!

А может быть, потом, как царь фиванский,

Захочешь ты на матери жениться?

 

Эписодий I

(Вбегает Иокаста.)

Иокаста. Эдип, Эдип, Эдип!

Эдип (выключает звук). Что такое?

Иокаста. Иди править страной! Без тебя они не обойдутся!

Эдип. Ох, ох, ох! Да что у вас там, стряслось что-то?

Иокаста. Чума! Никто ничего не понимает, но ситуация такая, что и Камю не снилась! Дохлые крысы перед смертью сами собою складываются в пирамидки, наркоманы сбесились, бегают со шприцами, орут: дай денег, у меня там вибрион.

Эдип. От вибрионов вроде холера.

Иокаста. Какая разница! Надо быстренько идти ими править, а то они устроят анархию, и всё полетит кувырком.

(Стук в дверь, врываются два наркомана со шприцами, за ними целая толпа.)

Иокаста. О Эдип, прошу тебя, поправь ими немножко, а то они нас заразят!

Эдип (вошедшим). Цыц! (Наркоманы сразу становятся тихенькими и скромненькими.) Брысь!

(Все тихонечко выходят и аккуратненько закрывают за собой двери.)

Иокаста. Спасибо, Эдипчик, боги тебя наградят (Раздаётся удар грома).

Эдип. Иди, иди, дорогая. С богами мы сами разберёмся.

(Иокаста уходит. Эдип включает звук в телевизоре.)

 

Стасим I

Павлик. Чувствую ли я что-нибудь к батяне? Ничего я к батяне не чувствую. Контра он. Прячет в лесу хлеб от большевиков. Убью я его топором.

Хор.

О Павлик, гнев Эриний очень страшен,

Они тебя побьют дубовой палкой,

Побьют тебя резиновой дубинкой.

Павлик. Я их убью топором. Меня это не мучит.

Эдип (выключает звук). Муть! И не надоест им всё время одно и то же? (вытаскивает из-под себя газету с кроссвордом и карандаш) Так... Город в Беотии из 4 букв... Киев не подходит, Вена... Нет, не Вена. Что за город в Беотии? Где-то мой родненький Сфинкс? Он наверняка знал... Увы, уже не знает. Слишком много знать вредно. Из 4 букв... Что же это такое?

 

Эписодий II

(Влетает Креонт.)

Эдип (Креонту). Ты не знаешь город в Беотии из 4 букв?

Креонт. Что?.. (оглядывается) Эдип, послушай! От чумы вымерло полгорода, а оставшаяся половина подняла восстание, они кричат, что царь... не настоящий!

Эдип (смеётся). Как? Царь не настоящий? Это как "Иван Васильевич..."

Креонт. Эдип, да послушай же! Тебя хотят свергнуть, нас перерезать! (Эдип ноль внимания. Креонт вырывает у него газету и трясёт его) Да по-слу-шай же ты!!!

Эдип. Ась?

Креонт. Послушай... Прорицатель Тиресий ходит с таким загадочным видом, что народ заподозрил неладное. Тиресий ничего не говорит, а в народе кто-то пустил слух, что ты Лже-Эдип.

Эдип. Как интересно! Получается, что я лже-отгадал лжезагадку лжесфинкса! (Смеётся и отбирает у Креонта газету.) Так ты не знаешь, что за город в Беотии из 4 букв?

Креонт. Я серьёзно, Эдип. Ты должен взять власть в свои руки и своей твёрдой рукой поставить народ на место. Докажи им, что ты Эдип!

Эдип. Зачем доказывать? Я и так Эдип.

Креонт. О боги! Ну, не верят они, что ты Эдип. Заладили: Эдип не Эдип, а Лже-Эдип.

Эдип. Это у них какой-то эдипов комплекс. Кстати... (ищет что-то в газете) Вот! Психиатр, определивший эдипов комплекс. Пять букв. Не знаешь?

Креонт. О горе мне! (Хватается обеими руками за голову и убегает.)

 

Стасим II

(Эдип машинально хватает пульт и включает звук. На экране заставка с надписью "Фиванские новости".)

Хористка-диктор. Сегодня в центральных районах Фив произошла кратковременная вспышка бубонной чумы. Но благодаря совместным усилиям эпидемиологов и работников Центрального Фиванского Крематория распространение инфекции приостановлено.

(Вдоль экрана проходят двое в защитных костюмах, несущие труп.)

Обнаружено два случая лёгочной чумы. Больные изолированы.

(Появляются два человека в противогазах. Исчезают.)

Другая хористка-дикторша. Новости в мире животных. Определён биологический вид Сфинкса. Оказывается, он является не помесью женщины и льва и не гибридом барана с фараоном, а австралийским животным коалой (phascolarctos cinereus).

(На заднем плане появляется большое красочное изображение коалы с детёнышем.)

Разведчики сообщили, что Сфинкс-коала бросился в море, но не утонул, а переплыл море и на том берегу вместе с другими коалами создал Антиэдиповскую коалицию. В настоящий момент члены коалиции снарядили корабль и готовы начать войну против Эдипа.

Эдип (выключает звук). Какой ужас! Разве я кого-нибудь трогал? Этот гадкий Сфинкс сам полез ко мне со своими загадками. Я же не знал, что если я их отгадаю, мне впаяют это проклятое царство. (С чипсом во рту) И что им всем от меня надо? Разве я их трогаю?

 

Эписодий ІІІ

Иокаста (вбегает). Дорогой! Тиресий срочно требует аудиенции.

Эдип. Что с ним стряслось?

Иокаста. Он говорит, что это очень важно, но что расскажет он об этом только тебе.

Эдип. Что это ему не спится?

Иокаста. Он говорит, что речь идёт о благополучии государства!

Эдип. О боги мои! Может, пусть он кому-нибудь другому это скажет? Я разрешаю.

Иокаста. Я предлагала ему. Он не хочет. Только тебе — и всё тут.

Эдип. Ну, впусти его.

(Целуются на прощание, Иокаста уходит. Входит Тиресий в одежде звездочёта, с видом космонавта в улёте.)

Тиресий. О царь! (Падает на колени, стучит головой в пол.)

Эдип. Присаживайся, не стесняйся. Что у тебя случилось?

Тиресий (несмело поднимаясь с пола и садясь на самый краешек стула). О царь! Я спрашивал звёзды о причинах чумы, я читал письмена птиц на лазурной доске неба, я всматривался в таинственные знаки внутренностей животных... Я разливал воск в чистой воде, я ловил неясные очертания в магическом кристалле...

Эдип. Да, ты неплохо проводил время. Бери пивко.

Тиресий. О царь! Все они говорят мне то же, что подсказывает моё знаменитое шестое чувство: во всех бедах нашего государства виноват ты!

Эдип. Правда? Какой кошмар! Кстати, Тиресий, тебе же дважды плюнуть отгадать... Подожди... Вот... (читает по газете) Город в Беотии из 4 букв. Не знаешь?

Тиресий. Фивы это, Фивы! И ты, о царь, подвергаешь их опасности!

Эдип. Большое тебе спасибо. И как это я сам не догадался, что Фивы? (Вписывает в кроссворд.)

Тиресий (разозлившись). О слепец! Ты причина всех несчастий, тебе говорят. Ты! Слышишь?

Эдип. Слышу, слышу. Не кричи так. Что я могу поделать? Опять править?

Тиресий. Об этом моё шестое чувство молчит... Беды свалились на наш город оттого, что ты убил своего отца и женился на своей матери!

Эдип. Да ты что, сериалами обсмотрелся? Кстати, помнишь, вчера в "Санта-Барбаре"...

Тиресий. Эдип!..О, я вынужден сказать тебе это. Только одно спасёт наш город: ты должен ослепить себя и отправиться странствовать!

Эдип. Это что-то новенькое. Ты не предлагал свои услуги сценаристам?

Тиресий. Мой царь, я не шучу. Мне тебя жаль, но долг перед родиной превыше всего. Я бы сам себя ослепил недрогнувшей рукой, но звёзды говорят, что это ты должен сам себя ослепить.

Эдип. А птицы?

Тиресий. И птицы. И коровьи кишки. И магический кристалл. И моё шестое чувство.

Эдип. Ладно, я подумаю.

Тиресий. Подумай, царь. (Уходит.)

Эдип (один). Кошмар! Сколько я, однако же, задолжал этому государству! Хотя я не помню, чтобы оно мне что-то давало. Глаза у меня были свои от рождения, я не понимаю, кому станет легче, если я себя ослеплю. А пиво, чипсы и телевизор... Но ведь это же миллионная доля городского бюджета. Я же не просил их делать меня своим царём. Но уж если им так захотелось усадить меня на трон, пусть хоть кормят и развлекают. Panem et circenses, как говорил... Кто так говорил? Ну, не важно. Мне ведь много не надо.

(Вбегают Креонт, Иокаста, Хор из телевизора, Исмена, Антигона, Этиокл и Полиник.)

Все (вопят наперебой)

Иокаста. Миленький Эдип! Ослепи ты себя, а то эти твари разнесут дворец!

Этиокл и Полиник. Папуля, ну, что тебе стоит, это же не смертельно!

Антигона. Я пойду с тобой странствовать, папочка!

Исмена. Мы будем вести тебя за ручку!

Креонт. И поскорей, пожалуйста, эти подонки уже ломятся в дверь.

Все хором. Эдип, сделай это ради нас, ради страны, ради себя, наконец, сделай это, а то мы тебя сами...

Эдип (громким голосом). Хорошо, я согласен! Оставьте меня одного.

(Все выходят, заботливо прикрывая дверь.)

Эдип. Надоело. Не буду я себя слепить. Вскрою вены, залезу в ванну... Или застрелюсь. Лучше сразу со всем покончить. А то они меня и слепого найдут со своими заморочками. Лучше всё сразу...

 

Стасим ІІІ

(Дверь открывается. Входит делегация египетских жрецов.)

Эдип. Простите, я не принимаю.

Жрец. Мы нашли его! Это он!

Эдип. Кто он?

Жрецы хором. Это он!

Эдип. Я, что ли?

Жрецы. Это он! Фараон!

Эдип. Какой фараон?

Жрецы. Наш! — Да будет он жив, невредим и здрав!

Эдип. Ну, здрасти. Что это вы придумали? Я Эдип, местный царь. Сейчас я буду себя слепить.

Жрецы. О горе! Фараон не здрав! Да пошлют ему боги здоровья и вечной жизни! Какой же ты Эдип! Ты не Эдип.

Эдип. Это я уже слышал. У вас, наверное, тоже эдипов комплекс.

Жрец. Ты не Эдип, ты Эхнатон! И мы обязаны вернуть тебя домой к жене, она три месяца слёзы льёт с тех пор, как ты потерялся.

Эдип. К жене? Но ведь... мне сказали, я женился на своей матери!

Жрец. Плюнь в морду этому идиоту. Ты женился на своей сестре, как и полагается вам, фараонам, — да будете вы живы, невредимы и здравы.

Эдип. Все там будем. Но что вам от меня надо?

Жрец. Ты сделаешь реформу, придумаешь нового бога, старых поупраздняешь, нас, жрецов, поувольняешь. А мы тебя убьём, и наследников твоих убьём, и богов своих вернём и тебя проклянём, объявим еретиком и предадим забвению. Это твой долг перед Историей.

Эдип. Что за бред? Я не хочу ничего учреждать. Делайте, что хотите, но позвольте мне в этом не участвовать. В конце концов, я ничего не одалживал у Истории, и в карты я с ней, кажется, не играл...

Жрец. Твой долг перед Историей выше тебя. Если ты не исполнишь его, шестерни вечности заклинит, и весь мир рухнет.

Эдип. Ну и пусть. Всё равно я собирался стреляться. После меня — хоть шестерни, хоть не шестерни. После меня шестерните сколько угодно.

Жрец (лукаво). Но твоя жена — очень красивая женщина.

Эдип (с интересом). Да?

Жрец (ещё лукавее).И в твоём новом дворце очень мягкий диван и о-очень большой телевизор.

Эдип (с нежным восторгом). Правда? А обязанности фараона не очень обременительны?

Жрец. Совсем не обременительны. Ты только должен быть сыном бога и время от времени махать народу ручкой с балкона.

Эдип. А реформа?

Жрец. Ну, мы уж как-нибудь сами.

Эдип. Ладно. Поехали.

(Уходят.)

Эксод

(На экране телевизора появляются люди в одеждах крестьян. Они бегают и кричат: "Павлик! Павлик! Куда делся Павлик!")

Первый крестьянин. Надо сказать Павлику, что ему из Москвы прислали медаль.

Второй крестьянин. За что?

Первый крестьянин. За победу долга над чувством.

Второй крестьянин. Над каким чувством?

Первый крестьянин. А кто его знает! Значит, было какое-то чувство, раз медаль дали.

Третий крестьянин (появляется). Нашли?

Первый крестьянин. Нет.

Третий крестьянин. И мы нет.

Второй крестьянин. А может, его и не было совсем?

Третий крестьянин. Кого не было?

Второй крестьянин. Мальчика-то?

Третий крестьянин. Какого мальчика?

Первый крестьянин. Ну того, которого мы искали. Павлика.

Третий крестьянин. Разве мы искали Павлика?

Второй крестьянин. А разве нет?

Третий крестьянин. Я не знаю.

Первый крестьянин. И я не знаю. Если не было его, то и искать нечего.

Второй крестьянин. Пойдём лучше выпьем за Павлика. Ему медаль дали.

Третий и первый крестьянин. Пойдём.

Все втроём (спиной к зрителям, уходя). Мы пьём за Павлика, да живёт он, невредим и здрав, радуясь сердцем вечно!

(Уходят. Занавес.)

 

 

Я

Освальд Хельмер считал букву Я идеальным лабиринтом. Совершенство кольца и двух тупиков, способных свести с ума любого академика, запросто доконало психику рядового магистра. Он испытывал при созерцании этой буквы богатейшую гамму чувств: от переливов индиго к лиловому в глазах до дрожи под коленками, в то время как его интеллект захлёбывался столь непостижимыми манипуляциями, что бедный немец мог только повторять в изнеможении:

- Ja, ja, ja...

В русских текстах буква Я попадалась часто до бесстыдства, и так как Хельмер жил в России, опасность интенсивного блаженства поджидала его на каждом углу. КулинариЯ, кондитерскаЯ, военнаЯ, академиЯ, кафе "ЯпониЯ"... И на каждом углу Хельмер пленялся новым лабиринтом, блуждал в нём до потери пульса, наконец, достигнув начальной стадии нирваны, вылетал оттуда и мог продолжить свой путь - до следующего угла. Так блуждал он до вечера и возвращался домой, абсолютно забыв, зачем вышел утром.

Как-то русский приятель сказал Хельмеру по телефону, что буква Я в русском языке никогда не обозначает одного звука. В зависимости от позиции она может воспроизводиться как два звука либо как один, но при обязательном смягчении предшествующего согласного. Перед глазами Хельмера поплыли знакомые круги. Загадочная буква приобрела в его глазах мистическое значение.

- Ja, ja, ja, - повторял Хельмер в трубку, пока она не выпала у него из рук. Откуда-то из стены вышел Шатов и спросил:

- У вас никогда не было эпилепсии?

Но Хельмер не слышал его, он спускался с небес в лабиринт, где нет ни входа, ни выхода, а есть кольцо и два тупика. Хельмер бродил по кругу, потом попадал в тупик, возвращался в кольцо и потом в другой тупик или в тот же, хотя кто знает, то же он или такой же.

Кажущаяся бедность оборачивалась бесконечностью, раздражение сменял восторг, откуда-то с неба слышалось: Ещё? Ещё? Ещё?

- Ja, ja, ja! - повторял Хельмер.

Глаза его закатились, голова стукнулась об пол, конечности сжимались в судорогах. Хельмер всё ещё повторял:

- Ja, ja!

Но его уже никто не слышал. Конечно, это была не эпилепсия, а европейская нирвана. Хельмер нашёл своё Я и наконец вырвался из сансары кулинарии и военной академии.

С мраморного стола свисала трубка, откуда неслись короткие гудки - говорила бесконечность.

 

 

АЛЛЕРГИЯ

В детстве у меня обнаружилась жуткая аллергия на шоколадки. Я смертельно обожала шоколад и, не разбирая причин и следствий, добывала желанное яство, чтобы неделю потом температурить и чесаться.

В детском садике была целая история с молоком. Полгруппы от него страдали поносом, для меня же этот продукт по съедобности был подобен негашённой извести, и в мгновение ока он оказывался на воспитательнице, на нянечке, на заведующей, на любом, кто осмеливался его в меня залить.

Потом у меня обнаружилась аллергия на апельсины, мандарины, клубнику, абрикосы, ананасы, персики, яблоки, помидоры, кабачки и тыквы, а также всё, что росло неподвижно. Недолго я обжиралась и неподвижной живностью, оказалось, что она мне тоже вредит.

Едва я надела своё первое стальное колечко, у меня зачесался палец. Вскоре у меня зачесалось всё тело, и я поняла, что это аллергия на одежду.

Всё следующее лето я чихала и сморкалась, потому что всё цвело.

Зимой у меня обнаружилась аллергия на снег.

В результате к 17 годам я оказалась закупоренной в полузатемнённой комнатушке, куда и мушка не проникнет (на них у меня тоже была аллергия), голышом сидела на досточке в полубессознательном состоянии и сосала несолёную макаронину. Хотя у меня была аллергия и на макароны.

Для развлечения я иногда подходила к окну поглядеть на белый свет и потихоньку приоткрывала шторку. Свет был большой, но от него у меня начинался конъюнктивит.

Однажды к маме и папе пришёл знакомый с сыном. Мама и папа знали, что у меня на них аллергия, и не входили. Но сын знакомых по ошибке зашел в мою комнату и, можете себе представить, влюбился в меня!

Я тоже влюбилась. У меня даже прошел насморк. На следующий день ничего не чесалось, потом перестали слезиться глаза, и я вздохнула свободнее. Через неделю я смогла одеться и поцеловать маму и папу, когда они сказали мне, что придет предмет моих мечтаний. Вечером он пришел, и -- о ужас! -- я чуть не задохнулась. Срочно вызвали скорую, заперли меня в моей комнате и выставили любимого за порог.

Меня отвезли в больницу, по уши накачали всякой дрянью и посадили в специальную палату, где я немножко пришла в себя. Вечером меня навестил врач. Я заплакала и спросила сквозь носовой платок: "Доктор, что же мне делать?" Доктор подумал и сказал: "Тебя надо посадить в стеклянную банку и кормить крахмалом. В абсолютной темноте. И никого рядом. Каждый день тебя надо мыть и брить, потому что у тебя аллергия на собственные волосы."

-- Боже мой, -- сказала я. -- А нет ли у меня аллергии на саму себя?

-- Это узнать трудно, -- ответил доктор, ибо он не был Богом.

Я в очередной раз смирилась и вскоре въехала в приготовленную для меня родными банку.

Они за всю жизнь мало узнали меня и, наверное, очень жалели, что на них свалилась такая забота. А я ничего не могла поделать, потому что у меня была аллергия на веревки, лезвия и таблетки. Впрочем, это вряд ли помешало бы. Просто мне до странности хотелось жить.

Скоро выяснилось, что у меня аллергия на мою банку. Ее поменяли на новую, но это не помогло. От каждого звука у меня подскакивала температура. От каждого лучика начиналась резь, сыпь -- от каждого прикосновения. Макароны в меня не лезли, и больше никто ко мне не приходил.

Однажды я заснула, и мне приснился умный человек, лысый и в очках, наверное, профессор. Он направил на меня яркий фонарь, порассматривал немножко и сказал своим ассистентам: "А что тут удивляться? Это одна из нормальных реакций на жизнь." После этого он потушил фонарь и накрыл меня простыней. ассистенты гуськом протопали к дверям. Кончился свет, кончились звуки, кончился воздух. Дверь захлопнулась.

 

МАШЕНЬКА

Пришла Машенька, смотрит виновато и с порога:

-- Одолжите. тетя Катя, на коробку конфет для тети Люды...

Что ты, Машенька, выдумала -- коробку конфет! Самим не до жиру. Ты, Машенька, иди, не выдумывай.

А Машеньке эта коробка ну просто до зарезу. Бабушка как болела, тетя Люда все сидела с ней. А когда бабушка умерла, тетя Люда и похороны, и поминки, и все тетя Люда, тетя Люда, тетя Люда...

-- Дядя Витя, на конфеты дайте...

Что ты, Машенька, дядя Витя телевизор купил, какие там конфеты.

А тетя Люда ничего не хочет. Квартиру бабушка завещать хотела -- что вы, Татьяна Валерьевна! -- Машеньке квартира осталась. Все со своей получки, бабушкину пенсию Маше на пряники...

-- Тетя Валя, на конфеты...

-- Не живет здесь, девочка, тетя Валя. Уже год как съехали...

На улице темно, в подъезде лампочки выбиты. Снаружи дождь капает, а дома тетя Люда собирает вещи. Нет у нее ни дома своего, ни дачи, ни телевизора. Куда она пойдет? Машеньку завтра тетя Лена и дядя Андрюша заберут в Москву. Приедут утром, а тети Люды уже дома не будет. Почему тетя Люда не может остаться?

-- Не могу, Машенька. И сказать не могу, почему. Уеду вечером.

Плачет Машенька, ничего понять не может. А тетя Люда уже вещи складывает. Надо тете Люде конфеты подарить на память, на прощание. Пусть тетя Люда знает, как Машенька ее любит. Может, тогда и уезжать не захочет.

-- Одолжите, тетя Катя...

А на улице не вечер, ночь уже. И тетя Люда уже уехала, поздно ей конфеты дарить. Машенька смотрит по сторонам, а вокруг темно совсем, и бегут по лужам люди с конфетами. У каждого, что ли, своя тетя Люда?

Топает Машенька по лужам, громко: топ-топ! А лужи разбегаются, и прохожие отскакивают.

Вдруг в одной луже видит Машенька звезду. Тетя Люда уже, конечно, собрала вещи и уехала.

-- Кто ты, -- спрашивает Машенька звезду.

-- Я тетя Люда, -- говорит звезда. -- Я собрала все свои вещи и уезжаю на небо.

-- Тетя Люда, можно я с вами? -- просит Машенька.

-- Нет, Машенька, -- говорит тетя Люда. -- Лучше в Москву поезжай.

-- Я не хочу в Москву...

Утром тетя Лена и дядя Андрюша приехали за Машенькой. Только нет Машеньки! Стоит дом пустой и над ним средь бела дня две звездочки светят...

 

  nihil #3  nihil #2  nihil #1   

   



nihil